В самом раннем детстве у меня был друг. Мы мечтали стать трактористами, потом космонавтами, а потом гонщиками. «Один Жан-Поль Сартра лелеет в кармане, И этим сознанием горд; Другой же играет порой на баяне Сантану и Weather Report». История с гонщиками закончилась тем, что мы гоняли на ржавом москвиче без колес и воткнули палку в клапан колеса уазика, колесо благополучно сдулось, а хозяин уазика наблюдал за этим в окно, а потом, разумеется, пришел к нам в гости для серьезного разговора. Потом у меня появилась подруга: мы бегали по полям, лазили по заброшенным стройкам и писали стихи. Было много риска, приключений и районных путешествий.
Когда я училась в старшей школе, то была скучной ботаничкой, которая обожала хулиганов и решала им задачки. Ради развлечения, я читала учебники первых курсов мединститута, оставшиеся от родителей, и хотела быть врачом или биофизиком. И очень старалась учиться, чтобы поступить в медицинский. А потом стало грустно, многим бывает неожиданно грустно в 17, и я сбежала в Санкт-Петербург. Соответственно идея стать врачом осталась с прежней личностью и никак не подходила для новой. Стать художником — это был шаг в новую другую свободную жизнь. Эта жизнь стоила многого, прежде всего разрыва с домом, который, как корневая система дерева питает ствол. Мне нравилось учиться. В институте мы делали все и не делали ничего, в том числе и мозаику. После начались будни незамысловатого художника.
Мозаика пришла случайно. Я сидела с малышом дома, и думала пойти в офис дизайнером. Куда еще можно пойти после кафедры МДЖ, если ты не стал лучшим другом бригадира по росписи церквей. Ан, нет! Позвонила подруга случайно, номером ошиблась, и вытащила меня в Школу Мозаики. Это была мастерская на 5 этаже в мансарде. Трепетный восторг поселился в каждой клетке, когда я поняла, что может быть такая работа. Работа в мастерской. Это проект Никиты Пашментова, он только начинался. Я работала со страстью и удовольствием, с огромным интересом. Много всего было сделано, пережито. Сейчас Школа мозаики — это большая организация с филиалами.
Одновременно я занималась развитием мастерской «Мозаичная коллаборация». Тут я нашла друзей, единомышленников. И здесь родились мои самые любимые проекты.
Уже позднее пришел анализ того, что такое мозаика, понимание близкое мне. Знакомство с Анной Замулой и Феликсом Бухом стало первым шагом. Во многом понимание появилось благодаря Александру Давыдовичу Корноухову, его текстам и, позднее, личному с ним общению. Это такой человек с огромным притяжением, вокруг которого все вращается.
После формирования идет процесс обжига формы временем, наращивание опыта и, конечно, бесконечное исследование всего, что интересно. Я дышу и исследую. Больше и сказать нечего.
Я не останавливаюсь на мозаике и не заключаю себя в ее раму. Мне близко проявляться в разных материалах. Выбор материала зависит от среды, контекста, масштаба. Я работаю не с рамой, но с пространством, иногда это пространство рамы, но всегда намеренное. Меня, прежде всего, интересуют два явления — это процесс и пространство. Мозаика интересна, как процесс, происходящий во времени. Она интересна своим медленным временем на фоне обыденного, очень быстрого. Мозаика интересна своим пространством: она очень тактильна, построена на телесных ощущениях, она находится на пересечении архитектуры, скульптуры, графики, живописи. Интересно найти ее форму.
Мозаика — это время, пространство и процесс. Это не количество кубических камней на квадратный дециметр поверхности. Это стратегический способ мышления. Это область, которая открыта бесконечному уточнению и исследованию.